Paradies: Glaube

Отвратительное зрелище.

«Рай: Вера» - вторая часть трилогии австрийского режиссёра, специализирующегося на чернухе, Ульриха Зайдля. Фильм, конечно же, скандальный, так как высмеивает в достаточно жёсткой форме религиозное мракобесие.

Анна-Мария (Мария Хофштаттер) – чокнутая религиозная фанатичка. У неё простой распорядок дня: сходить на работу, приготовить себе еду, ожесточённо отхлестать себя плетью за чужие грехи. Отпуск и выходные дни она проводит даже веселее: бродит по домам эмигрантов с фигуркой Девы Марии и пытается заставить их молиться. В своих походах иногда она не встречает никакого сопротивления, порой же затевает спор с интеллигентами или же борется с пьяной эмигранткой из Союза, пытающейся понюхать её трусики и отобрать пиво. Периодически Анна молится дома одна. Вернее, что значит «молится»? Ползает по квартире на коленях. Видимо, истязает себя. Временами к ней захаживают приятели по секте. «Всё идёт по плану». Однако в один прекрасный вечер Анна приходит домой, включает свет и застаёт там бородатого улыбающегося араба. Оказывается, что это её муж Набил (Набил Сале). Он – инвалид-колясочник, два года назад покинувший дом по неизвестным причинам. Видимо, именно тогда он попал в автомобильную катастрофу, приковавшую его к инвалидному креслу на всю оставшуюся жизнь. Эта же авария послужила причиной погружения Анны в религиозные дебри. Встречает она мужа весьма холодно, укладывает на диван и ведёт себя с ним как-то не по-христиански. Конечно, когда перед едой Налиб произносит слова «во имя Аллаха, милостивого и милосердного», мы понимаем, что в воссоединившейся семье не может не назреть конфликт.

«Рай: Вера» - это яркая и высококлассная сатира, заточённая в рамки минималистичного стиля Ульриха Зайдля. Однако, если скандальная каннская антиклерикальная драма «За холмами» Кристиана Мунджиу – это высоколобое серьёзное кино, то австриец не берёт на себя роль непредвзятого рассказчика, здесь он - карикатурист. Он открыто высмеивает мракобесие, прибегая к нарочитой провокации. Жизнь Анны выглядит дико и даже немного забавно. Вот в её «разговоре» с распятием проскальзывает фраза, обращённая к Иисусу: «Какой ты красивый мужчина!», - наталкивая нас на определённые мысли, а потом мы видим сцену с мастурбацией распятьем. Когда Анна случайно застаёт вечером в глубине парака группу совокупляющихся молодых людей и девушек, то в ужасе убегает оттуда. Что же мы видим на её лице? Какие эмоции? Отвращение, злобу или соблазн? Конечно, сексуальный подтекст, закладываемый Зайдлем в фильм, находится на поверхности, он, к примеру, явно пытается нам сказать, что у садомазохизма и веры Анны достаточно много общего. Впрочем, раз уж мы начали говорить на эту тему, свои супружеские обязанности она выполнять отказывается. В целом, кажется, что её муж-мусульманин не так религиозен и более адекватен, хоть он и достаточно буйный дядька. Вот только какое значение мы вкладываем в это странное словосочетание «не так религиозен»? На деле Анна ни на сантиметр не находится ближе к богу, чем Налиб. Где её сострадание, когда она отбирает у мужа коляску, заставляя его ползать по дому?

Фанатичная вера – это просто фасад. Социальные декорации. Внутри Анна – грязная и мерзкая баба. Она - неприятный человек. «Почему ты меня наказываешь? Я ненавижу тебя!» - кричит это заблудившаяся женщина на распятье в финальной сцене. Не очень-то похоже на смирение Иова. Одна лишь тяга к крайностям. Анна не хочет понимать, что торги с богом неуместны.

«Рай: Вера» на голову выше первой части трилогии. Конечно, Зайдль всё так же скуп на визуальные красоты, открыто показывает половой акт и вообще достаточно радикален – это всё тот же дикий австриец. Однако здесь он явно нашёл в себе силы не просто на какую-то рядовую чернуху, но на хлёсткое высказывание по острому общественному вопросу.

Анна-Мария - человек исключительный. Ведь на нее возложена самим Богом миссия просвещать и вразумлять людей - о грехах, в которых они живут, о том, что пиво и водка вовсе не нужны эмигрантке из Советского Союза, вынужденной в Австрии стать уборщицей, наконец, о том, куда все-таки правильнее будет поставить статую Матери Божьей - на кровать или на шкаф. Ей приходится нелегко, ведь, помимо этой "тяжкой ноши", она должна работать (врачом-рентгенологом!), а также ухаживать за мужем-мусульманином-инвалидом, который невыносим и обвиняет ее в измене, даже не подозревая, что она действительно ему изменяет... с распятием.

Зайдль - грубоватый режиссер, не всегда умеющий остановиться там, где следовало бы, но на этот раз он попал в точку. Очень смешное разоблачение (хотя все-таки не столь смешное, как "За холмами" Мунджиу) религиозных догматов и обрядов и фанатизма, к которому они ведут. Хотя, на самом деле, трилогия в целом - скорее, не об этом, а о том, как низко пала в нравственном отношении (по крайней мере) цивилизованная и продвинутая Европа. Героиня готова истово верить и бескорыстно помогать людям - но все-таки она ждет за это божественного вознаграждения. И да - об этом смеет говорить режиссер, который, не стесняясь, показывает самые непристойные вещи (хотя оголять главную героиню в таком фильме, как этот, явно не стоило).

Вторая часть трилогии "Рай" австрийца Ульриха Зайдля снята в статичной стилистике первой части "Любовь", но вместо преобладание жёлтого и голубого здесь мы видим аскетичные и холодные чёрное-белые цвета. Главная героиня, работающая доктором, уходит в отпуск и тратит его на агитацию незнакомых людей в католическую веру. В определённый момент вера принимает форму некой сублимации, а ситуация с мужем (который, к слову, мусульманин и инвалидном кресле, что символизирует) ухудшается. Деятельность и семейная жизнь в какой-то момент доходят до точки кипения, хотя не могу сказать, что здесь Зайдль удивил некой радикальностью, но традиционные оргии и обрюзгшие тела поклонники обязательно увидят.

Слишком толсто.

Умеет Зайдль держать интригу, хотя вроде ничего и не происходит. Кадр, как и в "Рай: Любовь", выстроен с минималистическим шиком. Из-за обилия распятий невольно напоминало "Экзорциста".
Не скажу, что кино о вере или даже религии. Кино о том, что в вере человек проявляется так же, как и в любом другом деле: больше, чем он есть, взяв в руки библию он не становится.